Превратности языка и воинственный атеизм.

Оптимист учит английский,
Пессимист – китайский,
Реалист – автомат Калашникова.
Народная мудрость.

Старшим, следовавшего из порта выгрузки автопоезда с ракетой, был невысокий мрачноватый майор, попутчиком в кабине – старший лейтенант, медик, зубной врач из полевого госпиталя. Водитель-солдат по армейскому табелю о рангах был четвёртой категории (шофёр, водитель, ездок, ездюк и …), но вскоре всё-таки ему представился случай перейти в «почётную» пятую категорию. Не разминувшись со следовавшим навстречу придорожным столбом в небольшом арабском селении (виноват, разумеется, некстати появившийся столб), он повредил колесо на тягаче, сорвал маскировочный чехол с автопоезда, и ракета стояла голой как танцовщица в стриптиз-баре.
Водитель, то бишь… и засучивший рукава майор, при помощи какой-то матери, принялись менять колесо на запасное, а зубной врач, как и полагается работнику интеллигентной профессии, с невозмутимым видом закурил в сторонке.
Постепенно образовалась толпа в несколько сот арабов, бегло осмотревшая ракету, затем окружившая старшего лейтенанта.
Вопреки своей мирной профессии, ростом он был 2 метра 12 сантиметров, телосложением не хуже Шварцнеггера, с кулаками размером в голову среднего человека. Он имел льняного цвета волосы и курносый нос на белом веснушчатом лице, и то, что он русский, мог определить даже марсианин. Непонятно, как только скудная вологодская земля могла родить такое богатырское от природы тело.
У пациентов этого зубного врача, при виде инструментов в огромных кулачищах, сама собой пропадала нестерпимая боль. Самый высокий араб еле доходил до плеча детины, и он возвышался над толпой как сельская колокольня над избами.
Вскоре был выискан и вытолкнут вперёд мусульманин, говоривший по-русски. Он по велению толпы, показывая пальцем на многотонную ракету, спросил:
— Ну что, теперь враги арабов не разбомбят?
Глубокомысленно посоображав, пуская кольца дыма, врач ответил:
— Хрен им! – и продемонстрировал характерный жест с пересечением обеих рук под прямым углом.
Хрен им! Хрен им! Хрен им! – как дети запрыгали от радости все присутствующие, по несколько раз повторяя жест.
— Опять же, по настоянию аборигенов, посредник хитро прижмурившись, дипломатично спросил:
— А Вы лично кто? Разведка? Десант? Спецназ?
— Врач! – не задумываясь ответил офицер.
Долго хохотала толпа над неуклюжей (по их мнению) попыткой скрыть военную тайну.
Люди решили вывести хранителя военной тайны на чистую воду или хотя бы поставить его в тупик.
Воцарилась тишина, все навострили уши, а переводчик задал вопрос:
— А что же вы лечите? Кости? Сердце? Почки? Желудок?
Старший лейтенант вновь ответил правду:
— Зуб!
Начался Апокалипсис и, что удивительно, до перевода сказанного офицером.
Треть толпы, держась за живот, задыхалась от смеха, другая треть в истерическом припадке валялась в придорожном кювете, у последней трети от смеха текли слёзы.
Через полторы минуты (с испугу и уже с участием доктора) экипаж завершил работы по установке колеса и срочно уехал, не став маскировать ракету.
Позже туристы поняли причину истерического смеха, узнав, что слово «зуб» (или созвучное ему) в арабском языке обозначает мужской половой орган.
Коварен не только арабский язык, но и свой родной, русский. В те времена все русские, кто по каким-либо причинам пребывал в Дамаске, даю голову на отсечение, кожаные изделия (куртки, пальто) покупали в магазине у Абдуллы-Демократа. Пройти мимо его двухэтажного магазина у перекрёстка двух самых многолюдных улиц в центре Дамаска было невозможно даже гипотетически.
Владелец магазина всегда стоял у входа, зорко осматриваясь по сторонам. Русского торговец угадывал безошибочно за полкилометра (то ли интуитивно, то ли по едва уловимым приметам).
Он шёл навстречу, протягивал руку и почти без акцента говорил:
— Здоров! Абдулла-Демократ, владелец магазина! Заходи!

Словарный запас негоцианта был небольшой (несколько десятков русских слов) и при обслуживании одиночек рос медленно. Но после прибытия в Сирию нескольких тысяч туристов, которые переоделись в военную форму одежды сирийской армии и обосновались там надолго, положение в корне изменилось.
Во-первых, эти туристы были людьми иного пошиба, более весёлые, раскованные и коммуникабельные.
Во-вторых, магазин Абдуллы без всяких приглашений был в сфере интересов туристов, где они стремились рационально израсходовать заработанные нелёгким трудом лиры и пиастры на покупку товаров, являющихся на Родине дефицитными. Появлялись они там большими группами, человек 20-30, живо обсуждали ассортимент и качество товара и комментировали подробно каждую покупку. Пользуясь некомпетентностью остальных окружающих, в выражениях не стеснялись.
Абдулла обладал недюжинными лингвистическими способностями, всё впитывал как губка, и через пару месяцев свободно шпарил на разговорном русском языке.
Коварство родного языка туристы поняли, услышав проекции своих разговоров из уст владельца магазина, когда тот в их присутствии принялся обслуживать группу женщин (жён сотрудников Советского посольства):
— Заходи, на хрен, товара до хрена и больше! Сейчас я всё покажу! Примерь вот эту хренотень! Не хреново сидит! Не нравится? Брось в …, возьми другое! Ну теперь зашибись! Плати двадцать лир и семьдесят пять пиастров и забирай! Приходи почаще, твою мать, до свидания!
Как ни пытались туристы объяснить Абдулле-Демократу, каких слов при женщинах говорить нельзя, он ничего и не понял.
Откуда же бедному Абдулле знать, что у русских фактически два языка, а из того, на котором изъяснялись между собой туристы, общеупотребимо только каждое второе слово.
Высокохудожественные выражения Абдуллы хотя и несколько шокировали жён дипломатов, но всё равно не так, как однажды родной язык привёл к состоянию столбняка простого русского парня рядового Капустина.
По образу и подобию туристического был сформирован сирийский полк. Сначала его отправили в Россию, где арабские ПВОшники обучались опытными инструкторами в учебном центре, выполняли боевые стрельбы на полигоне. Ещё полгода военнослужащие сирийского зенитного ракетного полка ежедневно посещали боевую позицию русских в Сирии, обучаясь боевому мастерству. Контакт между русскими и арабами облегчался тем, что значительная часть сирийских офицеров заканчивала военные учебные заведения в Советском Союзе, другая бегло изучила русский язык во время пребывания в России. Кроме того, из Москвы прислали четырёх переводчиков. Три из них были туркменами, а один узбек. Все четыре окончили мусульманское религиозное учебное заведение, где в совершенстве освоили арабский язык ,но вместо того, чтобы стать священниками, пошли служить в армию в качестве переводчиков и к данному моменту уже имели воинские звания старших лейтенантов. Три из них были на самом острие общения, а о четвёртом мало кто знал, ибо он, в основном, занимался переводом документов.
Каждому солдату на месяц, в первых его числах, выдавалось по двадцать пачек сигарет. Некоторые, неэкономные курцы, выкурив месячную норму уже к двадцатому числу, принялись клянчить курево у иностранцев, пользуясь безотказностью последних.
Выработался оптимальный алгоритм:
подход к арабу с заискивающе-просящим видом.
приветствие на арабском языке: «Мархабат!», то есть по-русски «Здравствуй!».
Просьба: «Садык (товарищ)! Покурить!» — в сочетании с характерным жестом курильщика.
Нашлись «стрелки-профессионалы», чрезмерно злоупотреблявшие щедростью мусульман. Один из таких, рядовой Капустин в глазах коллектива попал в глупейшее положение.
— Щас ещё одного туземца расколю на  полпачки сигарет! Учитесь, пока я жив! – заявил Капустин толпе курцов у входа в подземное сооружение Командного пункта, пустившей единственную сигарету по кругу, узрев выходящего из сооружения вояку-араба.
Он шагнул навстречу, применил свой талант и всегда срабатывающий алгоритм, но …
Араб на чистом русском языке громко ответил:
— «Кол» в рот, вместо сигареты! Да такой, чтобы из задницы дым пошёл! Я тебе не «садык», а старший лейтенант Рахимов, твою мать!
Это был советский переводчик, узбек по национальности, которого мало кто из солдат знал в лицо.
В экстремальных условиях, русская душа требовала разудалого выхода и отнюдь не только в крепких выражениях, но возможностей «расслабиться» в мусульманской стране очень мало.
Рядом (километрах в десяти от боевой позиции) находился небольшой арабский городок – спутник Дамаска. Его ПВОшники обязательно проезжали, следуя по служебным делам и возвращаясь обратно. Иногда они, попросив у командира полка автобус, выезжали ознакомиться с достопримечательностями и бытом сирийской столицы и истратить заработанные лиры и пиастры в свободное от боевого дежурства время.
Несмотря на крохотность, в городке было много магазинчиков с изобилием товара японского и европейского происхождения. Имелась там аптека, отвечающая всем мировым стандартам. В жару в ней было прохладно, работал кондиционер, за несколькими столами можно было попить минеральной воды, прохладительных напитков, съесть сэндвич. А главное, владелец  аптеки Ахмет немного калякал по-русски.
Группы туристов в сирийской военной форме одежды из ближайшего русского гарнизона периодически навещали аптеку на развилке дорог у окраины городка.
— Ахмет, «калошу»! – кричали туристы с порога.
Владелец аптеки сокрушённо качал головой, снимал с полки пластмассовую (наглухо запаянную) полуторалитровую ёмкость с этикеткой, где схематично изображались череп и две скрещенные кости и была надпись на нескольких языках: «яд, смертельно». По-арабски содержимое бутыля называлось «кыхюль», спирт по-русски.
«Калошей» русские именовали его за характерный привкус, соответствующий запаху резиновой обуви, одеваемой поверх валенок. Туристы заказывали Ахмету ещё пепси-колу, разбавляли «калошу» и поглощали смесь, закусывая сэндвичами.
Любопытный и любитель поболтать, Ахмет подсаживался к туристам и заводил разговоры, смысл которых состоял в том, что пить нельзя, жидкость – смертельный яд и применяется арабами исключительно для примочек и натираний.
Эти доводы со временем рассыпались в прах, вместо того, чтобы помереть здесь прямо в аптеке, туристы краснели, веселели, уезжали, а через некоторое время снова посещали аптеку.
Тогда Ахмет стал приводить другой неоспоримый довод:
— Нельзя пить «кыхюль» — Аллах накажет!
На что туристы приводили тоже веские контрдоводы:
— Ахмет! Посуди логически! Сколько людей на земном шаре? Пять миллиардов! А сколько Аллахов? Один! Разве один способен уследить за миллиардами?
В принципе, доводы русских иногда казались Ахмету действительно логичными. Осложнилась обстановка, и только через два месяца туристы вновь посетили аптеку. За стойкой вместо Ахмета трудилась его жена, ни слова не понимавшая по-русски.
То, что требуется русским, она выдала правильно, руководствуясь предыдущим опытом. На вопрос туристов, где же Ахмет (с применением арабских слов), она долго непонятной скороговоркой что-то объясняла, обхватывала руками голову, закатывала глаза, поднимала кверху руки, очевидно призывая в свидетели Аллаха.
Туристы никак не могли понять, заболел, ранен, убит?
Когда питьё смертельного яда подходило к концу, из подсобного помещения неожиданно вышел Ахмет. Его внешний облик (природный цвет лица – зелёный, голова обвязана мокрым полотенцем) свидетельствовал, что араб в синдроме огромнейшей похмелюги.
Правоверный мусульман подошёл к столику с туристами и сказал:
— Налей «кыхюля» Ахмету, Аллах не уследит!
Воистину – воинствующий атеизм!

В КУРИЛКЕ:
Неожиданно заверещала сирена тревоги. Вмиг опустели курилки с обеих сторон огромного бункера. Функционеры заняли места в составе боевых расчетов. В небе над Рязанью стремительно набирал высоту невесть откуда взявшийся самолет без сигнала опознавания «Я свой». Удивлены посредники, по замыслу учения такого не планировалось.  Оператор радиолокационного комплекса считывает высоту полета неопознанного объекта командиру полка, а тот по громкой связи докладывает командиру корпуса:
— Высота десять!
— Высота десять километров!
— Высота пятнадцать!
— Высота пятнадцать километров!
— Высота сто!
— Высота сто километров!
Пауза. Из динамика генеральский бас:
— Ты что, полковник, дурак? На такой высоте только спутники летают!
— Локатор? Ты в чем мне высоту докладывал?
— В гектометрах, сотнях метров, так по наставлению положено!
— Понимаешь, это уже хреново!
Возмутителем спокойствия оказался разведчик погоды, взлетевший на авиабазе ВВС с неисправной аппаратурой определения государственной принадлежности цели.
Нарушителя порядка использования воздушного пространства вынудили к посадке, и заседание под сенью ив продолжилось. Идет шутливый разговор.
— Когда баталия закончится?
— В шестнадцать часов ночи.
— Когда отдохнем?
— Вчера!
— Может, другим сигнал «отбой учению» дали, а о нас забыли?
Остряк на вопрос отвечает анекдотом:
— В ходе одного учения, по вводной, забросили дивизион в тайгу, и о нем забыли. Вспомнили спустя год. На вертолете прилетел генерал. Ходит по позиции, везде ржавая техника валяется, а людей не видать. Наконец, заметил на сосне аборигена в лохмотьях. После длительных уговоров туземец с дерева слез.
— Я – Вася! – тычет в грудь пальцем генерал, пытаясь войти в контакт.
Неожиданно оборванец принимает строевую стойку.
— Командир стартовой батареи капитан Иванов!
Майор М., бросая окурок, вновь приступает к обязанностям рассказчика.
— Мы в Сирии не настолько одичали, но приступы окопной болезни были. Однажды с перепугу едва не грохнули пассажирский «Боинг»…